Поздним вечером 31 декабря 1913 года на трибуну в банкетном зале симферопольского Дворянского театра поднялся рослый человек в чёрно-жёлтой полосатой блузе и басом прогрохотал почтенной публике в лицо: «Милостивые государыни и милостивые государи! У вас сегодня два события: Новый год и футуристы…» Этим человеком был Владимир Маяковский. И это было его первое выступление на полуострове.
«Стихи острые и нужные, как зубочистки»
В тот новогодний вечер симферопольское выступление поэта закончилось, толком и не начавшись: государыни и государи недовольно зашумели в ответ, обиженный Маяковский вернулся за свой столик и молчаливо хмурился весь праздничный ужин. Но Первая олимпиада российского футуризма, для участия в которой поэт и приехал в Симферополь, на этом не остановилась. И 7 января всё в том же Дворянском театре (нынешний Русский драматический театр) поэт поднялся на сцену уже в импозантном чёрном сюртуке. Но с хлыстом в руках. И шокировал притихший зал, объяснив, кто такие футуристы: «Как недоваренное мясо, застряла в зубах нудная поэзия прошлого, а мы даём стихи острые и нужные, как зубочистки». Вслед за Владимиром Владимировичем выступили еще три поэта, участвовавшие в Олимпиаде, но, как вспоминал один из них, «когда из уст Маяковского упала последняя фраза, в зале началось нечто похожее на землетрясение, на сцену полетели сентиментальные букеты цветов, которые Маяковский демонстративно швырял за кулисы. Наши выступления после его речи и чтения стихов были бледными и легковесными». Олимпиада футуризма планировалась как масштабное и помпезное мероприятие. Согласно честолюбивому замыслу Маяковского, в маршрут этих гастролей должны были войти двадцать крупнейших городов России, в том числе Москва и Петербург. Однако после ещё двух выступлений – в Севастополе и Керчи – Олимпиада завершилась. 18 января 1914 года «Петербургская газета» писала: «Получена телеграмма из Керчи, что гастроль петербургских футуристов закончилась грандиозным скандалом, так как публика страшно возмутилась невероятной чепухой, которою угощали её футуристы. Скандал особенно усилился, когда Маяковский назвал выдающихся критиков бараньими головами».
Письмо на листе магнолии
Все, кто мало-мальски интересовался личной жизнью Владимира Маяковского, наверняка помнят его крымские фотографии с Лилей Брик: вот они сидят возле колоритного ларька с надписями: «Моторные лодки для экскурсий» и «Ситро», вот стоят на фоне белых колонн, кипарисов и прочей южной растительности. Но Лиля была не единственной, с кем поэт приезжал в Крым. В 1926 году Маяковский познакомился с высокой красивой блондинкой Натальей Брюханенко – бедной представительницей пролетарского студенчества, как она сама себя называла. Поэт был старше на 13 лет. И в своих воспоминаниях Наталья уверяла: «Настоящего серьёзного романа у нас с ним не было, Маяковский казался мне очень взрослым, если не старым». В июле 1927-го Владимир Маяковский уехал выступать в Крым. А 2 августа Наталья получила от него срочную телеграмму из Севастополя: «ОЧЕНЬ ЖДУ ТОЧКА ВЫЕЗЖАЙТЕ ТРИНАДЦАТОГО ВСТРЕЧУ СЕВАСТОПОЛЕ ТОЧКА БЕРИТЕ БИЛЕТ СЕГОДНЯ ТОЧКА ТЕЛЕГРАФЬТЕ ПОДРОБНО ЯЛТА ГОСТИНИЦА РОССИЯ ОГРОМНЫЙ ПРИВЕТ МАЯКОВСКИЙ». Через два дня от него пришла ещё одна срочная, уже из Ялты: «ЖДУ ТЕЛЕГРАММУ ДЕНЬ ЧАС ПРИЕЗДА ТОЧКА ПРИЕЗЖАЙТЕ СКОРЕЕ НАДЕЮСЬ ПРОБУДЕМ ВМЕСТЕ ВЕСЬ ВАШ ОТПУСК ТОЧКА УБЕЖДЁННО СКУЧАЮ МАЯКОВСКИЙ». И Наталья наконец отправилась в Крым, взяв билет до Севастополя. «Поезд прибывает в 7 часов утра. Я узнала это в дороге и поэтому не ожидала встречи. Я даже сговорилась со своим вагонным спутником вместе ехать на автобусе на Южный берег. Подъезжаем к Севастополю. Раннее утро, а по перрону шагает Маяковский. Загоревший, красивый, такой спокойный и довольный», – писала Брюханенко об этой встрече в книге воспоминаний «Пережитое». Оказывается, чтобы не пропустить приезд своего «товарища-девушки» (так Маяковский полушутя-полусерьёзно называл Наталью), поэт приехал в Севастополь ещё ночью и с рассвета ждал поезд. А в Ялту отвёз Наталью на нанятой двухместной машине. Да и вообще, буквально осыпал её подарками. Девушка одевалась бедно и неброско, и Маяковский купил ей жёлтую шёлковую шаль и шёлковую материю в красно-белую клетку, из которой там же, в Ялте, Наталье сшили платье. А на свои именины, 26 августа, она получила от Маяковского «такой огромный букет роз, что он смог поместиться только в ведро». Но на этом поэт не остановился: «Когда мы вышли компанией на набережную, Маяковский стал заходить во все магазинчики и покупать мне одеколон самый дорогой и красивый, в больших витых флаконах. Подошли к киоску с цветами. Маяковский стал скупать и цветы. Я запротестовала – ведь уже целое ведро роз стоит у меня в номере! – Один букет – это мелочь, – сказал Маяковский. – Мне хочется, чтоб вы вспоминали, как вам подарили не один букет, а один киоск роз и весь одеколон города Ялты!» Крымский подарок Натальи Маяковскому был куда как более скромен, но поэт бережно хранил его до конца жизни. В первый же день своего приезда в Ялту Брюханенко послала Маяковскому письмо, написанное на… магнолии – «на живом листе с дерева, тогда таком зелёном и лакированном». Маяковского уже не было в живых, когда Лиля Брик показала Наталье этот лист – сухой и жёлтый, с обломанными краями, но уцелевший.
«Как ни странно, а я пишу из Симферополя» «…Продолжаю прерванную традицию трубадуров и менестрелей. Езжу по городам и читаю. Новочеркасск, Винница, Харьков, Париж, Ростов, Тифлис, Берлин, Казань, Свердловск, Тула, Прага, Ленинград, Москва, Воронеж, Ялта, Евпатория, Вятка, Уфа», – так описал Владимир Маяковский свои занятия в 1926 году. Правда, он не упомянул о Симферополе. А между тем его выступление здесь 7 июля 1926-го оставило в архитектурном облике города особый след: фасад дома, где выступал поэт, теперь украшает его бюст – и это единственный памятник Маяковскому в Симферополе и второй в Крыму (второй крымский бюст поэта находится в гурзуфском парке). Приезд в Крым в 1926 году был для Маяковского уже третьим по счету (второй состоялся в 1924-м). Он прибыл на полуостров в июне и, по своему обыкновению, поселился в гостинице «Россия» в Ялте – здесь он останавливался всегда, причем выбирал тот номер, в котором когда-то жил Николай Некрасов. Однако поездка была рабочая, и в Ялте Маяковскому сидеть не пришлось. На 6 июля у него было запланировано выступление в Севастополе – в газете «Маяк коммуны» было помещено объявление: «Сегодня в клубе им. Шмидта состоится 1-й раз в Севастополе вечер поэта Вл. Маяковского». Однако это выступление не состоялось. А на следующий день поэт был уже в Симферополе. Местом встречи с горожанами стал Дом работников просвещения обкома партии на улице Пушкина, 8 (нынешний Дом офицеров). Поэт выступил с докладом «Моё открытие Америки». Неизвестно, насколько успешно прошло это выступление, но 8 июля Владимир Маяковский писал Лиле Брик: «Как ни странно, а я пишу из Симферополя. Сегодня еду в Евпаторию, а через день обратно в Ялту (где и буду ждать ваших телеграммков и письмов)». В Евпатории тем летом Маяковский выступал в водолечебнице. Его аудиторию составляли больные костным туберкулёзом. Поэт читал стихотворение «Сергею Есенину». После слов: «Надо жизнь сначала переделать, переделав – можно воспевать», – он вдруг остановился. Дело в том, что дальше шли строчки: «Это время трудновато для пера: но скажите, вы, калеки и калекши, где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легше?» Читать их людям, страдающим от тяжёлой болезни, было крайне бестактно – и Маяковский эти слова пропустил. В том же 1926-м, выступая в санатории «Харакс», Маяковский посетил расположенный неподалёку Ай-Тодорский маяк – один из старейших черноморских маяков (он был основан в 1835 году). Результатом экскурсии стало детское стихотворение «Эта книжечка моя про моря и про маяк». «Наверху фонарище – яркий, как пожарище. Виден он во все моря, нету ярче фонаря» – это о нашем, крымском, маяке.
Дрессировщик в клетке с тиграми Все без исключения поездки Владимира Маяковского в Крым являлись, что называется, рабочими. И это была отнюдь не самая простая работа. «Здесь, в Крыму, Маяковский выступал на открытых сценах курзалов. Его слушали все, кто был в это время на крымских курортах. Мы, актёры, приглашённые для работы на ЮБК, работали повсюду. Нас навалом грузили в полуторки – пианистов и певцов, чтецов и балерин – и возили по всему побережью (Алупка, Симеиз, Алушта, Гурзуф). Но каждый старался попасть на вечер Маяковского. Мне казалось, что спокойствие, которым дышало всё его выступление, спокойствие и храбрость были как бы начинены изнутри тревогой, страхом, неуверенностью, как у дрессировщика в клетке с тиграми. Среди людей, купивших билеты на вечер, были и шакалы, и барышни, и хулиганы (хулиганство на литературных вечерах тогда считалось модным, как наличие собственного мнения о какой-нибудь литературной школе)», – вспоминала актриса Рина Зелёная, которая летом 1926-го тоже гастролировала в Крыму. А вот что писала о ежедневных (!) крымских вечерних выступлениях поэта в 1927 году Наталья Брюханенко: «Тогда в Крыму каждое выступление начиналось так: Маяковский выходил на эстраду, рассматривал публику, снимал пиджак, вешал его на стул. Затем вынимал из кармана свой плоский стаканчик и ставил его рядом с графином воды или бутылкой нарзана. Из публики сразу начинались вопросы и летели записки: «Как вы относитесь к Пушкину?», «Почему так дороги билеты на ваш вечер?» – Это неприлично подтягивать штаны перед публикой! – кричит кто-то. – А разве приличнее, чтоб они у меня упали? – спрашивает Маяковский. – А женщины больше любят Пушкина, – снова выкрикивает какая-то задира. Маяковский спокойно: – Не может быть! Пушкин мёртвый, а я живой. Однажды в Ялте, в городском саду, Маяковский выступал на открытой сцене. Рядом шумело море. Вдруг поднялся сильный ветер, срывая листья с деревьев, закружил их по эстраде и разметал бумажки на столе. – Представление идет в пышных декорациях, – торжественно сказал Маяковский. – А вы говорите – билеты дорогие! После выступлений в Симеизе, в Алупке надо было ещё возвращаться в Ялту и ехать на машине час или два, и Маяковский очень уставал от этих ежедневных выступлений и поездок. Мне запомнилось, как мы возвращались в открытой машине из Симеиза. У Маяковского карманы были набиты только что полученными записками. Многие из этих записок – от недоброжелателей, и это, как всегда, огорчало его, даже ранило. Он ехал очень усталый, угрюмый. Как несправедливо получалось: он давал людям столько бодрости и счастья, а сам был так несчастлив. «Как выдоенный», – говорил он о себе». Но время расставило всё на свои места. Записки и выкрики недоброжелателей, сами имена их давным-давно канули в Лету. А почитателям творчества Владимира Маяковского остались его стихи, в том числе и те, что были написаны в Крыму и о Крыме:
И глупо звать его
«Красная Ницца»,
и скушно
звать
«Всесоюзная здравница».
Нашему
Крыму
с чем сравниться?
Не с чем
нашему
Крыму
сравниваться!
