Крым вошёл в судьбу Марины Цветаевой с первой же встречи – и остался там до встречи последней, до самого печального конца её непростой жизни. В течение 12 лет Цветаева вновь и вновь возвращалась сюда, но всё же ей пришлось расстаться с Крымом навсегда…
Первая встреча
«Ялта-красавица! Как понятно стало это ходячее слово – как только мы очутились на Дарсановской горке! Вверх, вверх, меж стенок садов, изгибается дорога, мимо аптеки, женской гимназии, мимо дворца эмира Бухарского, пока не упирается в дачу Елпатьевского: белая, двухэтажная, с двухэтажной террасой в полдома шириной, свободна от тени и зелени, открытая ветру и взгляду на море, далеко внизу за домами, сизо-чёрной чертой», – так описывала Анастасия Цветаева в своих «Воспоминаниях» первую встречу – свою и сестры –
с Крымом, куда семья Цветаевых приехала в 1905 году. Марине тогда было 13 лет, Анастасии – 11. Их мать, Мария Александровна, болела туберкулёзом, поэтому семья решила некоторое время пожить в Ялте. Прибыв в Крым, несколько дней провели в Севастополе, а в Ялте поселились на даче врача и писателя Сергея Елпатьевского. В это время сёстры Цветаевы учились в ялтинской женской гимназии (сейчас гимназия им. Чехова) и успешно сдали экзамены: Марина за три класса, Анастасия за первый класс гимназии. В этот же приезд побывали они в Массандре. «Массандра? Может быть, это рай?» – вспоминала их детские впечатления Анастасия Цветаева.
Вновь в Ялте Марина Цветаева оказалась в апреле 1909-го – вместе со своими московскими гимназическими одноклассницами она на пасхальные каникулы отправилась в Крым: от Москвы на поезде до Севастополя, оттуда – пароходом в Ялту.
«Места моей души»
И в Севастополе, и на Южном берегу Марина Цветаева бывала и в последующие годы, но всё же главными географическими точками Крыма для неё стали не Ялта-красавица и не райская Массандра, а выжженный солнцем и наполненный ветром Коктебель и Феодосия. «Одно из лучших мест на земле», – так написала поэтесса о Коктебеле в 1931 году. А в конце 1930-х резюмировала: «Таруса… Коктебель да чешские деревни – вот места моей души».
На календаре было 5 мая 1911 года, и в этот день Марина Цветаева, как она сама писала, «впервые ступила на коктебельскую землю, перед самым Максиным домом, из которого уже огромными прыжками по белой внешней лестнице нёсся мне навстречу – совершенно новый, неузнаваемый Макс. Макс полынного веночка и цветной подпояски, Макс широченной улыбки гостеприимства, Макс – Коктебеля». (М. Цветаева, «Живое о живом».)
Тем же летом 1911-го Марина и Анастасия Цветаевы вместе с Волошиным ездили в Старый Крым и Феодосию. Феодосия покорила восточной экзотикой, толпами приезжих на набережной, иностранными кораблями в порту.
«Когда мы увидели феодосийские улицы, Итальянскую улицу с арками по бокам, за которыми лавочки с восточными товарами, бусами, сладостями, когда сверкнул атлас, рекой разливающийся по прилавку, и его пересёк солнечный луч, золотой воздушной чадрой протянулся под арку, – и когда из-под арки вышли два мусульманина, унося плохо завёрнутый шёлк, и брызнула нам в глаза синева
с плывущими розами, – бороды чернее ночи показались нам со страницы Шехерезады, ветер с моря полетел на нас из Стамбула! – и мы поняли – Марина и я, что Феодосия – волшебный город и что мы полюбили его навсегда», – писала Анастасия Цветаева в «Воспоминаниях».
Сердоликовая буса
«Чем я тебе отплачу? Это лето было лучшим из всех моих взрослых лет, и им я обязана тебе», – писала Максу Волошину Марина Цветаева, подразумевая коктебельское лето 1911 года. Именно тогда во многом благодаря Волошину она, 18-летняя, осознала себя настоящим, уже состоявшимся поэтом. А ещё тем летом на пустынном коктебельском берегу Марина Цветаева встретила свою первую любовь – Сергея Эфрона.
В своих воспоминаниях Ариадна Эфрон так описывает встречу родителей: «Она собирала камешки, он стал помогать ей – красивый грустный юноша с поразительными, огромными – в пол-лица глазами; заглянув в них и всё прочтя наперед, Марина загадала: если он найдёт и подарит мне сердолик, я выйду за него замуж! Конечно, сердолик этот он нашел тотчас же, на ощупь, ибо не отрывал своих серых глаз от её зелёных, – и вложил ей его в ладонь, розовый, изнутри освещённый камень, который она хранила всю жизнь». (Ариадна Эфрон, «Воспоминания».)
Сама же Цветаева писала: «1911 год. Я после кори стриженая. Лежу на берегу, рою, рядом роет Волошин Макс.
– Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень.
– Марина! (вкрадчивый голос Макса) – влюблённые, как тебе, может быть, уже известно, глупеют. И когда тот, кого ты полюбишь, принесёт тебе (сладчайшим голосом) булыжник, ты совершенно искренне поверишь, что это твой любимый камень!
– Макс! Я от всего умнею! Даже от любви!
А с камешком – сбылось, ибо С. Я. Эфрон, за которого я, дождавшись его 18-летия, через полгода вышла замуж, чуть ли не в первый день знакомства отрыл и вручил мне – величайшая радость! – генуэзскую сердоликовую бусу, которая и по сей день со мной». (Марина Цветаева, «История одного посвящения».)
В письме Марины Сергею, написанном уже в 1921 году, об их встрече в Коктебеле читаем: «Вы сидели рядом с Лилей в белой рубашке. Я, взглянув, обмерла: “Ну можно ли быть таким прекрасным?” Серёженька, умру ли я завтра или до 70 лет проживу – всё равно – я знаю, как знала уже тогда, в первую минуту: навек…»
Когда Цветаева и Эфрон поженились, на внутренней стороне его обручального кольца было выгравировано имя «Марина». Ну а она, несмотря на сложности в их отношениях, возникшие позднее, всю жизнь, не снимая, носила ту самую сердоликовую бусу.
«К чему эти унылые кофточки!»
«Насчёт Феодосии мы решили как-то сразу, не сговариваясь. Серёже хочется спокойствия и отсутствия соблазнов для экзаменов», – писала Марина
Цветаева в Москву в 1913 году, когда она с дочерью Ариадной поселилась в Феодосии, а позже к ним присоединился и Сергей Эфрон. (В феодосийской мужской гимназии Эфрон, сдав почти двадцать экзаменов, получил аттестат, с которым поступил в 1914 году в Московский университет.) Десять месяцев 1913-1914 годов стали феодосийским временем Марины Цветаевой.
Она жила в доме на склоне горы Тепе-Оба, на бывшей Анненской улице (ныне это улица О. Ю. Шмидта). В это же время в Феодосии поселилась и её сестра Анастасия с маленьким сыном.
Осенью и зимой 1913 года Марина Цветаева читала свои стихи на литературных вечерах в обществе
приказчиков Феодосии, в Еврейском обществе пособия бедным, в Азово-Донском банке, на «великосветском балу», организованном Феодосийским обществом спасения на водах. Об одном из этих выступлений городская газета писала: «Снова выступали очаровательные сёстры Цветаевы. Ещё раз обвеяли нас солнечной лаской. Ещё раз согрели одинокие одичавшие души!» На выступления Марина неизменно надевала красивые платья,
кольца и массивные браслеты. «Господи, к чему эти унылые английские кофточки, когда так мало жить!.. Прекрасно – прекрасно одеваться вообще, а особенно — где-нибудь на необитаемом острове, – только для себя!» – восклицает она в одном из писем тех лет.
Сёстры Цветаевы и Максимилиан Волошин (он был их частым гостем) гуляли по Караимской слободке, бродили по Карантину у стен средневековой генуэзской крепости, поднимались к Музею древностей на вершине горы Митридат. «Караимская слободка – совершеннейшая Италия. Узкие крутые улочки, полуразрушенные дома из грубого пористого камня, арки. Мы дошли до Митридата – белого здания с колоннами в греческом стиле. У входа в помещающийся в нем Музей древностей –
два старинных огромных кудрявых итальянских льва», – писала Марина Цветаева.
«…искала везде и всюду»
А вот описание весенней Феодосии в дневнике Марины Цветаевой: «Как чудно в Феодосии! Сколько солнца и зелени! Сколько праздника! Золотой дождь акаций осыпается. Каждая улица – большая, тёплая, душистая волна. В низких пышных акациях что-то совсем сливающееся со стенами домов, крытых черепицей, – со всем духом Феодосии». Но празднику скоро пришёл конец… 9 августа 1917-го Цветаева писала из Москвы в Коктебель Волошину: «Серёже очень хочется в Феодосию, он говорит, что там есть тяжёлая артиллерия. Я в полном страхе за Серёжину судьбу. В Москве безумно трудно жить. Как бы я хотела перебраться в Феодосию!»
5 ноября 1917 года Цветаева и Эфрон уезжают из Москвы в Крым. Но всего через 20 дней Марина возвращается за детьми в Москву (их должна была привезти в Коктебель сестра Эфрона, но она не смогла этого сделать). Больше в Крыму поэтесса никогда не бывала. По словам её дочери Ариадны Эфрон, Марина Цветаева «Крым искала везде и всюду – всю жизнь».
