текст и фото: Майкл Львовски

Виктор Сухоруков задолго до официального признания стал народным артистом. Появление его на публике всегда превращается в импровизированный спектакль — он не избегает своих поклонников, не ворчит, не прячется, напротив, старается подыграть толпе и при этом уважительно уделить внимание каждому: автограф, снимок на память. Актёр признаётся, что живёт сегодня интересно и не устаёт от внимания — слишком долгим и витиеватым был его путь к славе и признанию… Признают его талант и заслуги не только зрители, но и коллеги, режиссёры, продюсеры. Тем не менее Сухорукову ещё многое и многим приходится доказывать, оттого и большинство ролей его, великолепно сыгранных, воплощённых, доставались ему случайно или в последний момент.

Свой среди своих

— Крым для вас всегда был благодатной территорией в плане работы — снимались вы у нас неоднократно. А просто отдыхать доводилось?

— Так, чтобы с чемоданчиком отпускника, никогда не приезжал. А вот пофестивалить на несколько дней — бывало. В прошлом году, в конце сентября, у меня было три изумительных дня в Крыму — на кинофестивале «Святой Владимир». Я к друзьям приезжал, жил в Балаклаве в потрясающем доме, встречался со зрителями в Севастополе, угощали меня вкусно-досыта, и в тёплом ещё море я искупался. С яхты в пучину прыгал — первый раз в жизни! Страшновато было — там же пятнадцать метров глубина! По-настоящему счастливые дни…

Так ещё в Крыму в эти дни меня предложение удивительное настигло. Наш выдающийся режиссёр Андрей Кончаловский не только предложил мне роль в своём новом фильме «Рай», но и тут же — я в Симферополь ездил линзы примерять — утвердил. Не поверите — Гиммлера играть буду!

Вообще меня не покидало ощущение, что я в Крым к родне приехал — так меня здесь встречали. И когда слышу крики «Крым наш», «Крым ваш», мне кажется это всё заблуждением. Крым свой! Я к своим приезжаю…

— Примечательно, что и ваша новая знаковая роль в фильме Андрея Прошкина «Орлеан» буквально пропитана Крымом…

— Полгорода Щёлкино у нас снималось в массовке, симферопольский цирк был заполнен, когда меня распиливали пополам! Практически весь фильм снят в Крыму. И фильм получился великолепный. А ведь я запрыгнул в последний вагон убегающего поезда под названием «Орлеан», как это со мной уже не раз бывало раньше. Мою роль режиссёр Андрей Прошкин изначально видел в исполнении великолепного русского актёра Сергея Маковецкого, но он был плотно занят в больших телевизионных проектах. Почему я об этом смело говорю — потому что мы с ним обсуждали эту тему, эту историю и наше участие. И когда Серёжа не смог, мне было сделано предложение и я вместе с «Орлеаном» улетел в Крым на съёмки. В Крым, который очень люблю. Я считаю, что это пространство для прогулок богов… Тогда я ещё не понимал, что у меня большая роль. Ну, какой-то экзекутор, думаю, давайте — подыграю с удовольствием.

— Тот, кто следит за исполнением наказания или сам наказывает?

— Я не священник, не монах. Я экзекутор, я совесть. Мой экзекутор приходит в этот мир не откуда-то, из какого-то помещения, он вышел из душ людей… И он героям этой истории говорит: что же вы творите? Остановитесь! Не то что покайтесь… Нет! Ну как играть совесть? Совесть не сыграешь… Господь мне подарил очень хорошую, масштабную роль. Много чего наиграл я: и положительного и отрицательного, исторического, портретного, комедийного, артхаусного. Но такой роли у меня не было. Жалею ли я о том, что поздно спохватился? Конечно, жалею. Я схватился за этого героя впопыхах, на босу ногу. Как у меня однажды было много лет назад… Еду на гастроли, загулял, а мне уже на самолёт пора, опаздываю — покидал вещи наспех. И вот прилетаю в город Пермь, открываю рюкзак на следующее утро, а там — три зубные щётки, две мочалки, пять трусов и больше ничего нет! Почему-то вилка ещё валялась на дне — ни рубашки там, ни брюк. Странный был набор. Вот, можно сказать, с таким рюкзаком я и собрался в историю под названием «Орлеан».

— Вскочили в последний вагон и проехали…

— Проехали. Дальше ещё одна история — Юрия Арабова «Клавдия». И снова снимает Прошкин! Но уже отец — Александр Анатоль­евич… Я даже себе заметил: у меня сезон Прош­киных и Арабовых. Это такая женская история, вроде бы комедия. Приоткрою немножечко сек­рет, сюжетец. Провинциальный город, девчонки живут, три подруги, замуж выйти не могут, нормальных мужиков нету — не то что любить, переспать не с кем, сплошная импотенция и плохая погода. И у девок одна мечта — да хоть ребёнка бы родить! И у Клавдии это получилось: она забеременела, не имея отношений с мужчиной. Вот вокруг этого история. А я играю её отчима — инвалид, в коляске, интереснейший персонаж! С Александром Прошкиным у меня уже был хороший опыт сотрудничества — я снимался в его фильме «Искуп­ление», где тоже вышел на замену.

— Вместо кого?

— Заболел великий Ступка, и меня срочно вызвали. Играл в его одеждах, не перешивая их. Он был шире, побольше — я говорю: не трогайте, вот пусть как есть. Ну, немножко штаны мне подтянули, а так жилетка, костюмы — его размера. Я на себя надел и сыграл роль Франи — дворника, который все­гда был дворником, при всех властях и системах. Вот там мы и познакомились с Прошкиным. Как-то мы друг к другу присмотрелись, он заценил моё дарование, а я-то его как режиссёра давно знал, ещё с фильма «Холодное лето 53-го»… Вот что-то в последние годы я часто спасаю так называемое положение в кино, когда на лету, на ходу кого-то заменяю… Так было и с фильмом «Дочь якудзы». Владимир Ильин не смог поехать, и я сыграл роль странного человека, который культивирует японскую культуру. У вас снимали, кстати, в Керчи.

Важнейшее из искусств

— При достаточно плотном гра­фике съёмок для вас важнейшим из искусств остаётся театр…

—Я сейчас сам всё выбираю… Но не стесняюсь и попроситься. К Михалкову просился в «Солнечный удар» — не взял, просился к Урсуляку — не взял. С Лунгиным разговаривал, мол, возьми к себе, — не берут. Мне это не стыдно, я не вижу в этом унижения. Ну если они не хотят — значит, у них есть другие предпочтения. Но я говорю о деле, я ж не говорю: возьми меня с собой на Канары или в Канны, я имею в виду Лунгина. Нет. Я на работу прошусь. У нас много безработных, но я без работы не сижу. Театра у меня теперь действительно много. Я поэтому и в сериалы погружаться не хочу, отказываюсь — потому что уже всё распределено. Я немножко блошисто живу именно из-за театра. Театра мне сегодня достаточно. Я актёр Театра имени Моссовета, где служили Георгий Жжёнов, Фаина Раневская, Любовь Орлова, Вера Марецкая, Геннадий Бортников, Леонид Марков… Я там, и у меня спектакль «Царство отца и сына», роль царя Фёдора Иоанновича, там же я и Порфирий Петрович… И тут меня, казённого человека, приглашают на роль Тартюфа в Театр на Малой Бронной. А ещё в Театр имени Вахтангова… Радуйся! Во, аж беременный театром русским! И публика меня любит, я это нагло говорю, потому что есть спектакли, где в финале не хлопают — кричат! Благодарно смеются, улыбаются, любят. Квартира вся в цветах…

— Какая часть театральной жизни вам больше нравится?

— Ни аплодисменты, ни результат, а репетиционный процесс. Я теперь понял, как может быть репетиция любовью. Книжка Анатолия Эфроса так называется: «Репетиция — любовь моя». Наверно, это от накопления, от каких-то объёмов внутри тебя уже прожитой жизни. Что я имею в виду? Фантазия распирает, и в процессе ты можешь и так и сяк сделать: отказаться, разрушить, построить, сломать — лего, лего, лего! Такое удовольствие получаешь, когда ты сам сочиняешь, сам это зачёркиваешь, замазываешь, рвёшь и опять делаешь. И конечно, сегодня мне своей фантазии не жалко. Мне сегодня своих наработок беречь не надо — когда вдруг, а такое бывает, говорят: ой, слушай, ты там так здорово кушаешь, говорит мне актёр, я вот хочу у тебя это забрать. Забирай. Я ещё придумаю. Мне не жалко, когда меня немножечко обдирают, разбирают какие-то мои нюансы, мои находки. Мне не жалко. Потому что если это будет только полезно, если только это будет в дело пускаться — ради бога! Мы ещё найдём, мы ещё придумаем. Если у ребёнка работает фантазия от незнания мира, то у взрослого человека фантазия должна работать от его познания, от масштаба, то есть уже от количества знаний. Хотя мы умираем дураками…

— Это щедрость или расточительность?

— Я сам себе удивляюсь. Может, это усталость или возраст. Раньше я был нетерпим, особенно на репетициях, я влезал, я был инициативным, я врывался на чужие территории, приставал к своим партнёрам, говорил, что и как надо. Мне говорят: уйди, отстань! Сегодня я терпелив, я сегодня выдерживаю любого партнёра или партнёршу. Ещё и скажу: да у вас всё замечательно получится. Ой, ну хотите — нате, оторвите мне рукав, оторвите второй рукав, да заберите — я ещё найду…

— На дружбу с актёрами и актри­сами вне сцены и съёмочной площадки время у вас остаётся?

— Не то что не хватает времени — не получается дружить… Много актёров и актрис, которых я даже люблю как личностей, как актёров, я люблю их характеры, их индивидуумы, но у нас нет ничего общего: мы не пьём, мы не гуляем, мы не встречаемся, мы не сплетничаем. Мы играем спектакль или снимаемся в кино, а потом разбегаемся и можем не встретиться никогда. Вот с Димкой Дюжевым и Петром Мамоновым как мы подружились на «Острове» Лунгина! Казалось, на всю жизнь. Нет. Уже не встречаемся. И мы очень одинокие…

— Даже поговорить не с кем?

— Из огромной армии, с которой я уже прошёл большой путь, как-то вот застрял Андрюшка Шарков из БДТ. Он толстый, смешной, кстати, играет патологоанатома в фильме «Тайны следствия» уже сезонов двенадцать… Он всё в берете бегает там и трупы осматривает. Это вот мой товарищ, друг, который меня знал всякого, терпел всякого, выдержал всякого, и мы с ним сегодня большие друзья. Мы и ссорились, и расставались — всё у нас было, но вот как-то с ним мы сегодня одновременно помудрели, постарели и чувствуем друг друга. По телефону могу с ним поделиться, посплетничать… А все остальные ко мне хорошо относятся, признаются в каких-то чувствах, благодарят, восхищаются, уважают. Но мы не дружим. Я, может быть, очень трудный человек — мне так кажется…

Это просто сказка

— А для народа после фильмов «Брат» и «Брат-2» вы так и оста­ётесь своим в доску. Для себя про­яснили, в чём сила этого образа?

— Я сам — участник этой истории — говорю: не знаю. Уже новое поколение зрителей… Новое! Взрослые люди ко мне подходят и их дети — сфотографироваться с братом Витькой Багровым. Я не знаю тайны вот этой популярности и, как ни странно, любви к этой картине. Не знаю. Сказка. Потому что это — сказка! Как только не ругали нас, в чём только не обвиняли — и в шовинизме, и в антиамериканизме, и в антиукраинизме… Мне кажется, это просто сказка, в которой каждый из нас по отдельности что-то находит для себя: важное, нужное, опасное и полезное… И ещё в этой связи расскажу историю. Когда Серёжка-то Маковецкий прочитал сценарий «Брат-2», он пришёл к Лёше и говорит: «Отдай мне сухоруковскую роль». Балабанов удивился: «Как это ты себе представляешь? Это же Брат!» — «Ну, сделай так, что его там убили, зарезали, а я приду к Даниле и скажу, что друг твоего брата и вот я с тобой, значит, поеду в Америку». Они, видимо, пошутили, посмеялись, однако Серёжка-то губу раскатал на роль Вити Багрова. Но так как Балабанов эту роль писал, зная меня всякого, то и получилось то, что получилось. Горжусь.

— В Крыму многие ваши фразы стали крылатыми, а некоторые и особую актуальность приобрели…

— Наверное, та, где я мочил в сортире бандеровца и говорил: «Вы нам ещё за Севастополь ответите!»

— Эта особенно. Ваш экспромт на съёмочной площадке?

— Нет, это Балабанов. Всё уже было написано на бумаге. Но в фильме «Брат-2» есть фраза, которая вырвалась у меня экспромтом… Мы в украинской деревне снимали, под городом Чикаго, эпизод «русские не сдаются». И когда полицейские выводили меня из дома в финале фильма — а снимались настоящие американские полицейские, профессионалы, — они настолько лихо меня подхватили и вытащили на улицу… А там огромное количество народу собралось. Я увидел этих зевак, и мне стало так чего-то по-русски обидно! Стыдно по-человечески, меня куда-то тащат… Это была доля секунды, и я вдруг заорал: «Я хочу здесь жить! Я остаюсь, я буду здесь жить!» Заорал прямо в кадре. Потом — стоп, и я говорю: «Лёш, прости, я не хотел, случайно выкрикнул». «А мне понравилось», — сказал он, и эта фраза осталась в фильме. «Я остаюсь, я буду здесь жить!» — это моя фраза, всё остальное написано Балабановым изначально.

— Но как это всё точно «под Сухорукова»…

— Мой Витя Багров из фильмов «Брат» и «Брат-2» сочинён Алексеем специально для меня. Я ведь жил с ним в одной коммунальной квартире и прошёл с ним кинематографический путь длиной по­чти в десять лет. Естественно, он всё писал точно от меня. Но этого фильма могло и не быть. Режиссёр Алексей Балабанов начинал свою карьеру как художник авангардного, артхаусного, запутанного кино: «Счастливые дни» по Беккету, «Замок» Кафки… И следом за Кафкой он должен был ставить фильм «Ехать никак нельзя». Так назывался его сценарий, потом он будет называться «Про уродов и людей». Но ему не дали денег, хотя он победил на кинофестивале в Суздале с «Замком» и ему обещали поддержку. Не дали денег, узнав, что за сценарий: мол, нет, это порнуха, это грязь, давай другой сценарий. «Да пошли вы на фиг! — сказал Балабанов. — Сам заработаю». Уехал в деревню и написал сценарий «Брат». Это же боевик! А он до этого-то не снимал боевики… Это ж надо какая бухгалтерия в голове: вычислил, что заработает денег, снял картину «Брат» и заработал, чтобы снять шедевр — «Про уродов и людей»…

— Для вас это лучшая картина в сотрудничестве с Балабановым?

— Это и мой шедевр, потому что это какой-то код, код моей страны, код моей жизни, там очень много закодировано, начиная от сиамских близнецов Толи и Коли. Мне даже кажется, что этот Толя-Коля и есть Лёша Балабанов, который разговаривал сам с собой, убеждал сам себя. Одна его половина уничтожала Балабанова, а другая — спасала. Но так как у них одна общая артерия сердца, погибают обе половины…

— На публике вы всегда вроде неиссякаемого фонтана энергии, задора, оптимизма. А дома какой он, Сухоруков, — когда его никто не видит?

— Такой же, как и в жизни. Просто дома я потише, поспокойней, пораздетей в прямом и переносном смысле. Конечно, хожу я не голый, а в халате или в трусах. Могу босиком походить по паркету, могу и потанцевать, послушать музыку, потом сесть, чайку попить или посмотреть в окно на увядающую природу осенью или расцвета­ющую — весной. Я очень люблю стоять у окна. Дом у меня предназначен, не обижайтесь, не для гостей, а для личной жизни. Я там всё устроил так, чтобы отдыхать и набираться сил, энергии.

— Еду себе сами готовите?

— Сейчас очень редко готовлю, только иногда наверху — на сковородке. А духовку — опять-таки открываю секрет — за четыре года, которые я живу в Москве, ни разу не включил. И как её включишь, когда вокруг моего дома — я тебе сейчас начну перечислять — одних ресторанов и кафе: раз, два… девять! И один рынок. А ещё прямо в доме, хоть в тапочках вылезай и заходи — магазин, который работает круглосуточно. Какая там солянка, котлеты или картошка жареная, когда всё под рукой! Хотя меня это смущает, я же очень люблю готовить.

— И чем друзей удивляете, если удаётся у плиты постоять?

— Их радовать надо, а не удивлять. Сейчас-то их чем удивишь? Разве что папайей, запечённой в роге мамонта. Но моим друзьям нравится, как я готовлю. У них уже даже есть определённые пожелания типа «вот мы завтра придём к тебе на борщ». Хотя, снова открою тебе секрет, борщ я готовлю очень импровизационно. У меня нет рецепта! Самое главное, чтобы похлёбка была красной-красной, как и положено борщу. Я лично люблю рыбку всех видов и всех приготовлений, а ещё сладкое.

из досье журнала

Брат с короной императора

Виктор Сухоруков родился 10 ноября 1951 г. в Орехово-Зуеве (Московская обл.). Трудовой путь после школы и армии начинал электриком. Потом неожиданно для многих поступил и в 1978 г. успешно окончил ГИТИС. Работал до 1983 г. в Ленинградском театре комедии, пока его оттуда не «попросили». Со сцены ушёл в грузчики и на несколько лет выпал из профессии. Бедствовал и даже бродяжничал, подрабатывая посудомойщиком и хлеборезом. Но нашёл в себе силы вернуться на подмостки, а позже и в большое кино. Новая жизнь для него началась с фильма Ю. Мамина «Бакенбарды» (1989). А знакомство тогда же с режиссёром А. Балабановым стало судьбоносным — именно после его фильмов «Брат» (1997) и «Брат-2» (2000) к Сухорукову пришли всенародная известность и любовь.

Ну а роль императора в картине В. Мельникова «Бедный, бедный Павел» (2003) принесла ему целое собрание призов («Ника», «Золотой Овен», «Созвездие» и пр.) и окончательное признание в среде профессионалов. Наряду с ней в своём послужном списке он выделяет как этапные ещё несколько ролей: авантюриста Ленина-Зуева из «Комедии строгого режима» (1992, реж. В. Cтудeнникoв, M. Гpигopьeв), мерзавца Виктора Ивановича из фильма «Про уродов и людей» (1998, реж. А. Балабанов), настоятеля монастыря Филарета в «Острове» (2006, реж. П. Лунгин), контуженого руководителя концертной бригады — в «Агитбригаде «Бей, врага!» (2006, реж. В. Мельников) и экзекутора в «Орлеане» (2015, реж. А. Прошкин). В 2008 г. он официально удостоился звания народного артиста РФ.