Их тела из каменистой крымской земли откапывали немецкие военнопленные. Рядком ложились на апрельскую траву изуродованные, изорванные собаками, сожжённые огнём, избитые, изломанные пытками в гестапо, а затем расстрелянные восемь работников Крымского государственного театра — разных возрастов и должностей, люди разных судеб, слившихся в одно: борьбу с захватчиками Родины.
НИКТО НЕ ХОТЕЛ УМИРАТЬ
Историки говорят, что этот случай небанален: люди совершенно мирных профессий, без воинского опыта, не просто стали подпольщиками, но и несколько лет собирали ценные разведывательные данные для Советской армии. Актёры Александра Перегонец, Зоя Яковлева, Дмитрий Добросмыслов, машинист сцены Павел Чечёткин, костюмер Илья Озеров, уборщица Прасковья Ефимова, художник Николай Барышев и его ученик Олег Савватеев — все они были преданы и погибли всего за три дня до освобождения Симферополя. Всего же в подпольную группу, объединённую гордым названием «Сокол», входили чуть более 60 крымчан, среди которых были партизаны, связные, рабочие и творческая интеллигенция.
После массированного активного наступления войск вермахта осенью 1941 г. труппа театра, опоздав на эвакуационный теплоход «Армения», который затем затонул у берегов Ялты, разбомблённый фашистами, вынужденно вернулась в Симферополь. В театре было холодно и тихо, и надо всем, как театральный занавес, опустилось гнетущее молчание — что будет дальше?
А дальше было страшное. В декабре 1941-го казнили актёра Якова Борисовича Смоленского — только за то, что до войны играл роль Ленина, в феврале 1942-го схватили и также расстреляли городскую знаменитость — Анатолия Ивановича Добкевича, отказавшегося быть бургомистром города Через два месяца, в апреле 1942-го, немецкий подкомитет по делам искусств при городской управе издал приказ всем зарегистрироваться и приступить к работе. За отказ — расстрел. Уже в мае 1942 года театр возобновил работу под новым названием — Симферопольский русский театр драмы и комедии.
ИЗО ВСЕХ СИЛ
Очевидно, тогда же и было принято решение — терять, кроме Родины, нечего, надо бороться. Как только театр был открыт, сразу же в нём заработала театральная студия для молодёжи. Убедив фашистов в том, что театру студия необходима для сценических массовок, в неё набирают молодёжь, таким образом спасая полсотни людей от судьбы быть угнанными в Германию. Чуть позже немало этих юношей и девушек присоединится к подпольщикам. Так, студиец Владлен Батаев и дочь уборщицы Прасковьи Ефимовой Тамара доставали оружие, вещи и продукты для партизан, распространяли листовки, переправляли в лес людей из расстрельных списков.
Ещё один студиец и ученик художника, 15-летний Олег Савватеев, отличался таким отчаянным мужеством, что руководителю группы Николаю Барышеву приходилось неоднократно пресекать его чересчур уж рискованные замыслы. Однажды Олег даже проник в дом, где квартировали фашисты, и украл документы. В бумагах были ценнейшие сведения о том, какие дома в городе немцы заминировали перед отступлением. Эти сведения Барышев нанёс на большую карту и передал командованию. Данные помогли не только освободить Симферополь, но и сделать это с наименьшими архитектурными потерями — именно поэтому крымская столица не погибла от рук нацистских варваров, зачастую оставлявших за собой пепелище, а сохранила облик, знакомый жителям и гостям города.
Супруги Зоя Яковлева и Дмитрий Добросмыслов стали «счастливыми» соседями немецкого офицера, которого поселили в их квартире. И пока офицер был на службе, они на его приёмнике слушали Совинформбюро. Сводки с фронтов записывали в листовки, а потом расклеивали их по городу. Для конспирации использовали не клей (клейстером приклеивали театральные афиши), а… повидлом — его выдавали работающим вместе со скудным продуктовым пайком.
Уборщица Прасковья Ефимова была партизанской связной. Все сведения, собранные театральной группой, она передавала в лес партизанам. Передавала и лекарства, которые удавалось собрать, и тёплые вещи. В том числе и из театральной костюмерной в лес «ушли» все тёплые свитеры, валенки, полушубки и ватники, предназначенные для спектаклей. А обаятельнейший актёр Дмитрий Добросмыслов не отказывался от любой работы, была бы она связана с общением с немецкими офицерами — концерты, вечеринки, фуршеты после спектаклей… Симферопольцы плевали ему в спину, думали, якшается с фашистами, называли прихвостнем… А Дмитрий отлично знал немецкий язык и в светской околокуль- турной беседе умело выведывал крайне необходимые партизанам и советскому фронту сведения.
Когда уже наши пушки гремели на Эльтигене и Перекопе, когда с той стороны Чонгара разворачивался наступательный плацдарм, машинист сцены Павел Чечёткин в потайной театральной комнате замуровал пять тысяч театральных костюмов, многие из которых — музейная редкость, ведь они были привезены в Симферополь после революции из Ливадийского императорского дворца. До сих пор эти костюмы в ходу в русском театре, а ведь эту богатейшую коллекцию фашисты намеревались вывезти в Германию. В целом группа «Сокол» организовала 45 крупных диверсий, передала сотни разведывательных данных.
ПРЕДАНЫ. НО НЕ ЗАБЫТЫ
Кто выдал группу — не ясно до сих пор, тайну не раскрывают даже архивы КГБ: фамилии назывались разные, но окончательной версии нет. Среди историков бытует и такое мнение, что театральные подпольщики были настолько смелы, что могли скомпрометировать себя сами.
В марте 1944 года гестапо напало на след группы. 10 марта схватили Владлена Батаева, 13-го — Прасковью Ефимову и Павла Чечёткина. Дмитрия Добросмыс- лова и Зою Яковлеву — 18 марта, сразу же после спектакля. В тот же день арестовали и Александру Перегонец, 19-го — Николая Барышева, Илью Озерова и Олега Савватеева.
10 апреля после пыток и допросов в концлагере «Красный», в котором страшной смертью погибли 8 тысяч человек (на этом месте сейчас находится мемориальный комплекс), подпольщиков повезли на расстрел в деревню Бутки (так до августа 1944-го называлось село Дубки). После освобождения Симферополя и эксгумации тел газета «Красный Крым» писала: «Все были расстреляны в затылок, только одному Дмитрию Добросмыслову, который, видно, обернулся и крикнул что-то в лицо врагам, пуля вошла спереди и раздробила челюсть. У Александры Перегонец были обуглены ноги; тело шестнадцатилетнего Олега Савватеева было изодрано клыками собак, ладони пробиты гвоздями. Николай Барышев в последний миг смог выдернуть руки из проволоки и обнял ученика, так они вместе и лежали». От пыток и казни удалось спастись только костюмеру Елизавете Кучеренко и бутафору Андрею Карлову Когда в симферопольском подполье начались провалы, советское командование предложило группе уйти в лес, но «соколята» отказались — и спасли театр. 12 апреля, отступая, фашисты подожгли киоск, стоявший рядом с одним из красивейших городских строений. Огонь перекинулся на большое здание, два подпольщика и прибежавший на помощь рабочий сцены Яков Бугаенко сбили пламя. Театр выстоял. В город, оставленный фашистами, входили советские танки.
Их похоронили с подобающими почестями, их именами названы улицы Симферополя, есть спектакль в их честь и художественный фильм, выросший из спектакля. На здании театра — большая мемориальная доска с фамилиями героев. Каждый год в апрельские дни, посвящённые освобождению Симферополя от фашистских захватчиков, поколение за поколением актёров Крымского драматического русского театра на торжественном траурном митинге снова и снова провожают подпольщиков группы «Сокол» в последний путь, как это принято в театральной среде — аплодисментами в честь их Главной Роли.
