Международный женский день зародился в XIX столетии как празднество солидарности женщин в борьбе за свои права в общественной, трудовой и семейной жизни.
Яркими провозвестницами идей феминизма в Российской империи были сёстры Надежда и Аполлинария Сусловы, чьи жизнь и деятельность неразрывно связаны с Крымом.
Отчизны внемлем призыванье
Крохотное селение Лазурное близ Алушты спряталось под сенью горы Кастель. Её склоны сложены осадочными породами. Они напоминают листы огромной книги, растоптанной могучими вулканами, терзавшими юную Землю в далёком прошлом.
Эти скомканные и изорванные пласты подобны судьбам людей, нашедшим последний приют на небольшой площадке над морем. Кипарисы, молчаливые стражи, охраняют покой нескольких скромных могил. На одной из них эпитафия: «Доктор медицины Суслова Надежда Прокофьевна».
В наше время, когда женщины занимают в здравоохранении лидирующие позиции, трудно представить, с какими препятствиями столкнулась дочь бывшего крепостного в стремлении доказать обществу свою необходимость. До середины XIX века российское законодательство не предусматривало возможность получения высшего образования девицами. Их ожидал иной удел: воспитание детей, хранение домашнего очага.
Однако с началом реформ Александра II – освобождением крестьян, переводом экономики страны на капиталистические рельсы – стал формироваться новый социальный и психологический образ прекрасной дамы.
Под влиянием возбуждения
Сёстры Сусловы оказались в нужное время в нужном месте. Перебравшись с отцом в Санкт-Петербург, Надя и Поля попали в водоворот общественной жизни, заправилами которой выступали студенты. Молодёжь одолевала тяга к самостоятельности, к профессиональной деятельности, которая приносила бы пользу народу.
Окончив институт благородных девиц, Надежда начала посещать лекции в Медико-хирургической академии. Вскоре профессор физиологии Иван Сеченов познакомился с юной «представительницей нового течения, серьёзно и крепко заряженной на подвиг служения женскому вопросу». Под руководством Ивана Михайловича Надежда Суслова подготовила первую научную статью: «Изменение кожных ощущений под влиянием электрического возбуждения».
Следует отметить, что возбуждение касалось не только кожных покровов. Оно безраздельно царило в умах. Общаясь с революционно наэлектризованными товарищами, 18-летняя Наденька и её старшая сестра Поленька прониклись социалистическими идеями. Последние отразились не только на образе мыслей, но и на облике. Особой неблагонадёжностью отличалась Аполлинария. «Носит синие очки, волосы у неё подстрижены, в суждениях слишком свободна, в церковь не ходит», – отмечали соглядатаи.
Явление небывалое
Жаркие споры о политике и воодушевлённое пение «Марсельезы» не затмили жизненные планы Надежды. Заручившись финансовой поддержкой отца, она укатила в Швейцарию – учиться на врача.
«Женщина-студентка – явление ещё небывалое, – пишет Надя родным. – В университете создали комиссию, чтобы решить вопрос обо мне».
Вопрос разрешился триумфом в 1867 году: Суслова не только получила диплом, но и блестяще защитила диссертацию. Ей торжественно вручили лавровый венок с надписью: «Первой в России женщине – доктору медицины».
Учёба не мешала молодому дарованию принимать ухаживания таких же умных и красивых коллег. В итоге в мужья Наденька выбрала швейцарца Фридриха Эрисмана, а его друга, Сашу Голубева, оставила в друзьях. Втроём они вернулись в Россию – трудиться на благо народа.
А вот Аполлинария места себе не находила. Хождения в народ её не привлекали, теория малых дел казалась мелковатой, учиться откровенно было лень… Мятежная натура требовала сильных чувств. И она, ничтоже сумняшеся, пишет самому Достоевскому. Кумир молодёжи, расплатившийся за свои политические искания каторгой, солдатчиной и ссылкой, полностью завладел сознанием экзальтированной барышни. Начался мучительный роман «властителя дум» и его восторженной поклонницы. Впрочем, Поленька скоро превратилась в «инфернальницу», ставшую прототипом роковых героинь его книг.
Аmour à trois
Жизнь Надежды тоже складывалась своеобразно. Она занялась частной практикой, организовала «курсы учёных акушерок». Фридрих активно продвигал социально-гигиеническое направление в медицине, но всё более и более увлекался идеями революционного переустройства мира. И накликал беду: российские власти запретили ретивому поборнику свободы, равенства и братства въезд в страну.
Мадам Эрисман в одночасье очутилась в вакууме. И тут протянул руку Голубев. Послания «брата Александра» из Сибири, где он работал врачом на золотых приисках, пылали страстью и в конце концов зажгли сердце соломенной вдовы. Она сдалась на милость победителя, тем более что тот разбогател на самородках и начал вкладывать деньги в новое дело: купил неподалёку от Алушты виноградники, обустроил винодельню, возвёл особняк в Профессорском уголке.
В 1885 году гражданская жена стала официальной супругой. Навсегда удалившись из столиц, Александр Ефимович и Надежда Прокофьевна дружно зажили в имении «Кастель приморский». Профессор успешно занимался виноделием, «докторша» вела домашнее хозяйство. Не отказывала в медицинской помощи окрестным жителям, не чуждалась и творческой деятельности: написала автобиографическую повесть «Мечты и действительность». Казалось бы, ничто уже не могло нарушить покой любящих сердец…
Ветреная Аполлинария
И тут на рубеже веков в их бытие вихрем влетела Поленька. За плечами постаревшей, но по-прежнему взбалмошной нигилистки развевался шлейф хронических невезений: провал в организации сельской школы, попытка зарабатывать литературными переводами, неудачное замужество…
Промаявшись пару лет в «Кастеле приморском», сокрушительница устоев перебралась в более оживлённое место – Севастополь. И совершила там последний политический кульбит: возглавила отделение «Союза русского народа», известного приверженностью самодержавию.
1918 год начался в Крыму насильственной сменой власти. Полуостров захлестнула Гражданская война. В кровавом тумане никто не заметил, как скончалась одинокая, всеми забытая Аполлинария. А Надежда умерла от разрыва сердца, не выдержав очередной «реквизиции», более похожей на грабёж.
Александр Ефимович протянул ещё восемь тяжких лет. Окончательно ослепший, нащупывая дорогу палкой, он, пока хватало сил, часто приходил на могилу любимой «дитятки».
Дом в нынешнем Лазурном, где Голубев и Суслова обрели «приют спокойствия, трудов и вдохновенья», находится в удручающем состоянии. Радует глаз только глициния, когда-то посаженная хозяевами. Упрямое растение, стебли которого подобны напряжённым мускулам, каждую весну украшает себя душистым сиреневым цветом, напоминая о минувшей жизни.
